Подрядчикам Карта сайта Eng

«Изученность России остается довольно низкой»

17 сентября 2015

Сколько крупных месторождений можно открыть в России, с кем «Росгеология» будет конкурировать в России и за границей, рассказывает Роман Панов.
«Изученность России остается довольно низкой» Фото - А. Гордеев / Ведомости

"То, что было разведано в Советском Союзе, дает нам возможность 25 лет развивать современный отечественный минерально-сырьевой комплекс", – говорит гендиректор «Росгеологии» Роман Панов.

«Росгеология» сейчас – многопрофильный геологический холдинг, предоставляющий полный спектр услуг, связанных с геологоразведкой, – от региональных исследований до параметрического бурения и мониторинга состояния недр. Важность этого направления – поиска новых месторождений, изучения перспективных участков для извлечения недр и проч. – поняли еще большевики в 1918 г. «Росгеология» – преемник созданной тогда организации «Центргеология».

Новшеством нынешнего времени стала консолидация активов. Если раньше предприятия, задействованные в геологоразведке, существовали отдельно под единым управлением «Центргеологии», то к данному моменту в собственность «Росгеологии» переданы 37 предприятий – ФГУПы и другие госструктуры, занимавшиеся геолого-разведочными работами. В ближайшее время войдут еще 25 предприятий.

За все время работы предприятия «Росгеологии» открыли около 1000 месторождений в России, в том числе «Сухой Лог», Ковыктинское месторождение. Работала велась и ведется и за границей – десятки месторождений открыты в Азии, Европе, Африке и Латинской Америке.

В 2013 г. холдинг возглавил Панов, до того работавший в «Норникеле» в команде гендиректора Владимира Стржалковского, знакомого Владимира Путина по ленинградскому КГБ.

Панов в «Норникеле» отвечал за развитие зарубежных активов. В «Норникель» Панов пришел из «Газпром инвест Востока», где занимался за инвестпроектами концерна в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке.

После того как акционеры «Норникеля» пошли на мировую, Стржалковский покинул компанию, ушел и Панов. Он говорит, что предложение рассмотреть возможность поработать в «Росгеологии» «поступило по линии администрации президента» и не исключил, что при этом могло учитываться мнение Стржалковского.

– После консолидации активов удалось ли увеличить портфель заказов?

– Да, удалось и существенно по сравнению с прошлым годом. Это дало возможность нарастить портфель заказов и стабилизировать выручку. Мы рассчитываем ее существенно увеличить по отношению к 2014 г.: в прошлом году по факту выручка составила около 10 млрд руб., в 2015 г. она прогнозируется в объеме 19,6 млрд руб. Помогла, собственно, консолидация активов и формирование единой маркетинговой политики, что позволило более корректно распределять производственные мощности. Удалось утвердиться на рынке, как ответственный исполнительный подрядчик. И это дало возможность получить портфель госзаказов – на 17,1 млрд руб., а также увеличить долю частных заказов – с 23,7% от выручки по основной деятельности в 2014 г. до 55,5% в 2015 г. Мы прирастили портфель заказов по углеводородному сырью существенно, в том числе благодаря заказам на сейсморазведочные работ 2D и 3D на шельфе. По твердым полезным ископаемым такого роста не было, но динамика лучше рынка. Консолидация активов и формирование системы корпоративного управления позволили «Росгеологии» получить статус единственного исполнителя госзаказа. Это абсолютно оправдано – прежде разрозненные предприятия холдинга выполняли фактически до 80% этого заказа.

– Не приведет ли централизация управления к тому, что холдинг станет неповоротливым, скорость принятия решений замедлится. В любом случае участки для проведения геологоразведки выставляют на торги территориальные подразделения Роснедр, тендеры проводят добычные «дочки» компаний на местах.

– Система принятия решений не настолько проста, как видится со стороны. Чтобы появился госзаказ в системе Роснедр проводится огромная подготовительная работа. Когда объект готовится на торги, учитывается позиция потенциальных компаний-исполнителей, условия программы по восполнению минерально-сырьевой базы. И в этой ситуации мы, головной офис, видя все производственные мощности всех предприятий компании, гораздо быстрее и эффективнее можем планировать работу, распределять производственные мощности. Это в свою очередь снижает операционные расходы. Например, ставится объект в Западной Сибири, на который претендуют предприятия из Западной Сибири и из Южного федерального округа. По субъективным или объективным факторам побеждает предприятие из Южного округа. Это означает, что оно будет нести дополнительные затраты на мобилизацию оборудования, формирование новых производственных мощностей в Сибири, а сибирское предприятия в регионе остается без работы. Централизованное планирование позволяет избежать таких ситуаций. Эффективность решений повышается.

[...]

– С кем вам приходится конкурировать за заказы компаний?

– Основные конкуренты – крупные холдинговые компании. В том числе Сибирская Сервисная компания, «Геотек», «Татнефть геофизика». По отдельным видам работ это иностранные компании, работающие на российском рынке. Но у нас есть уникальные компетенции – мы можем проводить глубокое параметрическое бурение, комплексные работы на шельфе. У нас есть производственные мощности, опыт, географическая и продуктовая диверсификация. Если бы у нас были только углеводороды или только твердые полезные ископаемые, то у нас была бы более высокая степень уязвимости.

– Кто сейчас крупнейшие частные заказчики «Росегологии», не считая госзаказа?

– Все структуры, работаюющие на российском рынке: «Газпром», «Роснефть», «Газпром нефть», «Лукойл», «Эксон Мобил», Иркутская нефтяная компания, «Норильский никель», СУЭК и т. д.

– А с «Роснефтью» как работаете? Как у вас с ними отношения? Они вас просто монстром назвали.

– Я бы здесь воздержался от комментариев. Мне кажется, эта оценка с эмоциональным окрасом. Отношения у нас очень конструктивные, деловые.

– В связи с курсом рубля, санкциями будет ли как-то меняться инвестплан?

– Мы не планируем изменение в инвестпрограмме, по крайней мере с точки зрения рублевых показателей. По основным видам оборудования есть российские аналоги. И они достаточно эффективны по производственным показателям. Есть оборудование, которое аналогов не имеет, но мы над этим по программе импортозамещения интенсивно работаем. Разрабатываем полный комплекс геофизического оборудования. У нас есть «дочка» – «Геосвип», которая было частью ВНИИ геофизических исследований. Их наработки – база для дальнейших исследований. Возможно, собственное оборудование не всегда удобно, не всегда легко и просто в эксплуатации, но по эффективности зачастую не уступает аналогам. Есть отдельные элементы, которые необходимо доработать. Но доставшееся нам от советской школы существенное наследство – хорошая база для развития.

Не могу сказать, что на нас очень существенно отразилась корреляция курса и мы не настолько зависим от импортного оборудования. Есть отдельные сегменты, например, морская сейсморазведка – мы не производим твердотелые сейсмические косы. Но и эта работа ведется и предпосылки, чтобы она получила свое развитие, высоки. При разумной организации процесса мы способны до 80% оборудования, которое используется, полностью заменить на отечественную технику.

– Для создания собственного оборудования потребуются дополнительные инвестиции или привлечение профильного машиностроительного партнера?

– Безусловно, инвестиции потребуются. В инвестпрограмме ОАО «Росгеология» до 2020 г. нами предусмотрены капитальные вложения в объеме 47,9 млрд руб., это будут и внутренние и заемные средства. Часть этих инвестиций будет направлена на развитие собственных производственных платформ. Возможность кооперации с потенциальными производственными партнерами мы изучаем. В двух плоскостях. Первое: кооперация с ВПК. Исторически целые сегменты оборудования получили свой выход из разработок, которые были сделаны ВПК еще в советские времена. Это касается и морской сейсмики, и сухопутной сейсмики, и т.д. Изучаем возможность совместной работы с группой ОМЗ, и с импортерами оборудования, и с предприятиями, производящими малое и среднее буровое оборудование. Буровое оборудование – это не тот сегмент, где бы мы хотели сформировать собственную компетенцию. Скорее здесь мы могли бы выступать одним из отраслевых заказчиков, создавая определенные стандарты и являясь таким возможным миноритарным партнером.

[...]

– Вы наверняка участвуете в этих рабочих группах при Минпромторге для разработке стандартов для нефтегазового оборудования...

– По отдельным направлениям мы являемся модератором группы – по сейсморазведочному оборудованию, например. Мы четко понимаем стандарты, требования к такого рода оборудованию и возможности отечественного производственного комплекса по замещению и срокам и тому, какие элементы необходимы для реализации этой программы. Мы с Минпромторгом сформированы технические задания для разработки и проведения комплекса НИОКР по этому направлению и ведем маркетинговые исследования. В течение трех лет мы выйдем на уровень зарубежных аналогов.

– Знаете, я около месяца назад общалась по этому поводу с министром промышленности Денисом Мантуровым. И вся эта идея у меня вызывает массу сомнений. Зачем создавать эти стандарты, ограничивать право компаний, работающих в России, ввозить оборудование. Чтобы что? Чтобы защитить внутренний рынок? Это можно было делать на протяжении предыдущих 20 лет, а не вот так в один момент.

– Я бы здесь говорил не об ограничении ввоза оборудования, а о создании условий по локализации его производства. Здесь нужна и технологическая кооперация с лидерами рынка. По этой модели, например, пошел Китай. Он создавал кооперации в тех сферах, где было очевидно, что собственные НИОКР займут большой период времени и будут неоправданно капиталоемкими. В этом случае создавались условия для локализации оборудования и привлечения в капитал таких компаний и лидеров рынка, и национальных игроков. Это более прагматичный, на мой взгляд, и результативный путь развития, который может дать эффект уже в краткосрочной перспективе.

По отдельным видам оборудования мы достаточно конкурентоспособны. Например, по отдельным типам сейсмического оборудования. И здесь государство может создавать условия здорового протекционизма. Причем отмечу: именно здорового. Мы должны мыслить рационально. Закупка отечественного оборудования не должна быть самоцелью. Целью должно быть создание конкурентного, а лучше превосходящего конкурентов технологического оборудования. У нас минерально-сырьевой комплекс является основой экономики, и углеводородная его составляющая – ключевой. Создание отраслей промышленности его обеспечивающих, сопутствующих добыче, производству, поставкам сырья – это залог развития всей экономики.

– При этом мы запрещаем по сути компаниям ввозить необходимое им оборудование…

– Я не знаю таких фактов. Российский рынок – один из самых либеральных в мире с точки зрения доступа и оборудования, и сервиса. Мы сами сейчас выходим на зарубежные рынки. Национальный уровень протекционизма в других странах выше. Российский рынок либерален и в вопросах налогообложения, и по требованиям к локализации. Вспомните, когда российские игроки пытались войти в капитал промышленных производственных активов за рубежом, сможете назвать сделки, которые успешно закрылись?

– Вся металлургия. Сколько купили «Северсталь», Evraz, ТМК только в США!

– Я говорю про высокотехнологичные виды оборудования.

– Пожалуйста – актив Ipsco, который теперь принадлежат ТМК.

– Возможно. И все-таки могу сказать, что российский рынок все равно является одним из самых либеральных, и здоровые меры протекционизма будут оправданы. Однако нацелены они должны быть именно на формирование технологичных видов оборудования. И я не знаю примеров, когда мы бы что-то запрещали в этом сегменте. Наоборот, мы обнуляем пошлины для наших основных конкурентов и так далее.

– Но по факту выглядит это так: будет некий государственный стандарт оборудования, который сейчас рабочая группа под вашим руководством, «Лукойла», «Сургутнефтегаза» описывают для отрасли, и то оборудование, которое не будет соответствовать этим стандартам, будет запрещено к ввозу.

– Стандарт – это соответствие лучшим технологическим практикам. Те, кто производит качественное оборудование, будут под него попадать. Мы стремимся повышать технологичность нашего рынка. Тут нет перегибания палки. И в том, что появляются такие стандарты, ничего плохого нет. Другой вопрос, что механизм применения этих стандартов и постоянное их обновление должны быть достаточно эффективными. Это нормальный процесс, и он работает не только у нас.

– По вашей оценке, есть ли еще шанс найти в России большие крупные месторождения?

– Шанс есть. Потому что геологоразведка – это процесс такой, творческий, но построенный на моделировании. А моделирование – это математическая наука. Шанс есть, потому что изученность России остается по-прежнему довольно низкой. Есть регионы с очень низкой степенью изученности. Их изучение может дать предпосылки для открытия крупных месторождений, сопоставимых с гигантскими, открытыми в советское время. Предпосылки есть, но будут ли они реализованы, зависит от эффективности построения геологоразведочных работ и организации этого процесса. Хотя мировой тренд смещается в сторону открытия мелких и средних месторождений. Определенные перспективы в мире связанны с трудноизвлекаемыми запасами, которые не вовлекались раньше в оборот. И здесь территория России является одной из самых перспективных в мире по возможности нахождения новых объектов.

– Вы оценивали перспективы сланцевой нефти и газа в России?

– Безусловно, такие перспективы есть. Геологические модели в России однако отличаются от тех, что применяют в США. Добыча газа в России более целесообразна и экономически выгодна и запасов у нас достаточно. От нас сейчас не требуется интенсификации работ по поиску и вводу в эксплуатацию месторождений сланцевого газа. Сланцевая нефть – это один из видов трудноизвлекаемых запасов. Есть, по нашей оценке, более ликвидные виды трудноизвлекаемых запасов, которые в среднесрочной перспективе возможно вовлечь в оборот и в эксплуатацию с более эффективной отдачей. Поэтому в этом направлении компания работает, мы изучаем целый ряд территорий, готовим там отработку технологий разведки и ввода в эксплуатацию таких участков.

– Это где? В Западной Сибири?

– Это и Западная, и Восточная Сибирь, и южная часть России.

– А традиционная нефть закончилась?

– Я бы так не сказал.

– Я имею ввиду, что не будет открытий уровня Ванкора и тем более Самотлора.

– Опять-таки учитывая низкую изученность территории России, исключать таких открытий в будущем нельзя. Потому что отдаленные районы крайне мало изучены, и предпосылки для крупных открытий есть.

[...]



Александра Терентьева, Ведомости 



Ударная нефтянка Малый нефтяной бизнес: меры поддержки